Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] - Сэмюэль Дилэни

— Вы говорили о катерах, — сказала женщина. — Как к ним пройти?

— Говорю вам, не трудитесь. Дальше по улице, пройдете два квартала, свернете налево и упретесь в порт. Но, право, не ходите!

— Спасибо, — сказала женщина, выходя на улицу. — Спасибо вам.

Она дошла до середины квартала, когда из-за угла выскочил Тил, столкнулся с ней и бросился к двери гостиницы.

— Тил! — прошептала Рэра. — Тил!

— Привет, Рэра. — Он остановился, тяжело дыша.

— Входи, — сказала она, — входи скорей — Они остановились в коридоре гостиницы. — Тил, ты что-нибудь знаешь об Алтер? В Медицинском центре я услышала жуткую историю, а потом пропал ты. Господи, я, наверное, круглая идиотка, что открываю это заведение. Но если она вдруг вернется, а меня здесь не будет… Да и то сказать, куда мне идти? Здесь хоть еда есть, и…

— Рэра, — перебил ее Тил, — я знаю, где Алтер. — Она в надежном месте. Что касается тебя, то ты не знаешь, где она, не знаешь, жива ли или нет. Предполагаешь, что ее нет в живых. Поняла? Я пойду к ней, но этого ты тоже не знаешь. Я пришел только затем, чтобы кое-что проверить.

— Я сложила все ее вещи. В больнице мне отдали ее одежду, и я все связала в узел на случай, если придется быстро удирать. Один раз так было, когда мы работали на карнавале и менеджер начал приставать к ней, да сам заболел. Такая скотина! Ей было всего двенадцать лет. Может, ты возьмешь…

— Что-нибудь маленькое. — Тил увидел на столе у двери узел. Сверху лежал кожаный ремешок, на котором болталось несколько ракушек. — Может, это? — сказал он и взял ремешок. — Что в комнате Джерина?

— Ее обыскали, когда его унесли, — сказала Рэра. — Кто только там не рылся! А когда Джерин?…

— Он умер, — сказал Тил. — Я прибежал, чтобы сжечь планы похищения.

— Умер? Ну, я не удивлена. Да, планы! Я сама сожгла их, как только вернулась в его комнату. Они лежали на столе; не знаю, почему их не взяли сразу же…

— Ты в самом деле все сожгла?

— Все. И пепел растерла, и три дня по горстке носила к морю.

— Тогда мне тут делать нечего. Учти, ты давно не видела ни меня, ни Алтер. Я передам ей привет от тебя.

Рэра наклонилась и поцеловала мальчика в щеку.

— Это Алтер, — сказала она. — Тил!

— Да?

— Когда ты бежал по улице, ты столкнулся с женщиной…

— Ну?

— Ты когда-нибудь видел ее раньше?

— Да я не разглядывал ее. Вроде бы нет. А что?

— Ничего. Но ты и в самом деле уходи-ка отсюда, пока… Ну, мотай.

— До скорого, Рэра. — И он убежал.

Кли наклонилась над перилами балкона своего дома. На белом мраморном столе лежал ее блокнот, телефонный справочник и логарифмическая линейка.

— Кли!

Она обернулась на голос.

— Спасибо, что передала мою просьбу.

— Это ты, — медленно сказала она. — Теперь уже собственной персоной.

— Да.

— Я даже не знаю, что сказать… кроме того, что я очень рада.

— Я принес дурные вести.

— Что такое?

— Очень дурные. Они причинят тебе боль.

Она встревоженно посмотрела на него, склонив голову к плечу.

— Тумар погиб.

Она вскинула голову, черные брови сошлись, нижняя губа задрожала. Она быстро кивнула, так же быстро взглянула на него и закрыла глаза.

— Да, это очень больно.

Он подождал несколько минут и сказал:

— Позволь мне показать тебе одну вещь.

— Что?

— Подойди к столу. — Он отодвинул сложенный листок со странным рисунком. Листок развернулся, он не обратил внимания на стихотворение, заметил лишь на полях математические записи сестры. На листок положил справочник, блокнот и линейку и достал из кармана горсть монет. Он выстроил пятнадцать медяков по сотой части деньги квадратом 4x4 с одним недостающим углом. Затем достал монету меньшего размера и положил на стол примерно в футе от пустующего угла.

— Брось ее в эту брешь, — сказал он.

Она взяла кончиками пальцев серебряный диск и бросила в пустой угол квадрата. На противоположной стороне вылетели два медяка. Кли вопросительно посмотрела на Джона.

— Эта игра под названием «слумат» становится очень популярной в армии.

— Слу — случайные числа, мат — матрица?

— Ты уже слышала о ней?

— Нет, просто догадалась.

— Тумар хотел познакомить тебя с этой игрой. Он говорил, что она может тебя заинтересовать.

— Тумар?

— Когда я налаживал телефонную связь с тобой, я слышал его разговор со вторым пилотом, перед тем… перед тем, как он разбился. Он действительно думал, что тебе это будет интересно.

— Гм, — произнесла она, взяла серебряный кружок, снова составила из медяков квадрат и бросила монетку. Выскочили два других медяка. — Черт побери, — сказала она тихо.

Он поднял глаза. По щекам Кли текли слезы.

— Тяжело, — сказала она и, смахнув слезы, снова подняла глаза. — Ну, а ты как? Ты еще не рассказал, что с тобой произошло. Одну минутку… — Она взяла блокнот и что-то записала.

— Идея? — спросил он.

— Да, игра эта. Есть в ней кое-что, о чем я раньше не думала.

Он улыбнулся.

— Не решит ли она твою проблему этих, как их там, субтригонометрических функций?

— Обратных субтригонометрических функций, — поправила Кли. — Нет, все не так просто. Ну, а ты остановил войну?

— Пытался. Но это тоже не так просто.

— Но ты свободен?

— В большей степени, чем раньше.

— Рада это слышать. Как все это произошло?

— Я всегда был упрямым, своевольным мальчишкой, но недотепой и всегда нарывался на неприятности там, где другим все сходило с рук. Вот так все и шло. Но я упрямый, и в конце концов приобрел некоторую ловкость. Я пошел дальше, много увидел и решил, что это расширит мой горизонт и даст больше свободы.

— Детство и тюремные рудники немного дали тебе в этом смысле.

— Да.

— Так как с войной, Джон?

— Пока она идет. То, что находится за радиационным барьером, в значительной степени обезврежено, и война не нужна. Совершенно не нужна. Если это увидят и поймут люди, способные видеть и понимать, — прекрасно. Если же нет — что ж, тогда надо думать дальше.

Кли, я ведь пришел только на несколько минут. Я хочу уйти, пока отец не увидел меня. Поговори с ним. Я на некоторое время исчезну, а ты действуй. Только не говори ему, что я жив.

— Джон…

Он улыбнулся.

— Я хочу сделать это сам, когда вернусь.

Она опустила глаза, а когда снова подняла их, он уже ушел. Она хотела крикнуть ему вслед слова прощания, но удержалась. Села за стол, перечитала стихотворение, открыла блокнот, тяжело вздохнула и начала писать.